Малкольм Гладуэлл - Озарение [Версия с таблицами]

Налини Амбади говорит, что она и ее коллеги были «совершенно потрясены результатом», и это неудивительно. «Эксперты» ничего не знали об уровне квалификации врачей, их опыте, подготовке и методах лечения. Они даже не знали, что говорили врачи своим пациентам. Они анализировали исключительно интонации. И все оказалось очень просто: если эксперт слышал в голосе врача превосходство, пренебрежение, то относил последнего к числу тех, на кого подавали в суд. Если в голосе врача звучала обеспокоенность, то на этого специалиста в суд не подавали. А существует ли еще более тонкий срез? Врачебная халатность — весьма запутанная и сложная проблема, но в конечном счете все сводится к вопросу об уважении, а самый простой способ проявить уважение — это выбрать соответствующий тон; если врач говорит агрессивным тоном, то демонстрирует собственное превосходство и пренебрежение к пациенту. Надо ли Амбади изучать всю долгую историю отношений врача с пациентом или достаточно выявить тон превосходства в разговоре? Анализ их беседы во многом напоминает исследования Готтмана или заключение о характере человека на основании вида его комнаты в работе Гослинга. Это одна из тех ситуаций, когда «почерк» проявляется четко и ясно.

Если при посещении врача у вас возникнет чувство, что он разговаривает свысока и относится к вам без уважения, прислушайтесь к этому чувству. Вы сняли тонкий срез и знаете, что с этим врачом отношения у вас не сложатся.

Способность делать тонкие срезы — не редкостный дар. Это основа человеческого существования. Мы делаем тонкие срезы при первой встрече с незнакомым человеком, в ситуации, когда надо быстро принять решение, при внезапном изменении обстоятельств. Мы делаем тонкие срезы, потому, что не можем без этого, и широко используем эту свою способность. В окружающем мире можно различить массу скрытых «почерков», и зачастую острое внимание к деталям буквально за одну-две секунды открывает нам очень многое.

В различных профессиях и научных дисциплинах есть слово, обозначающее дар глубокого проникновения в мельчайшие детали окружающей обстановки. В баскетболе о талантливом игроке, способном мгновенно оценить ситуацию на площадке, говорят, что он обладает «чувством зала». В военном искусстве блестящим военачальникам приписывают обладание coup d’oeil, что в переводе с французского означает «сила взгляда»: способность моментально охватить взглядом все поле боя и оценить обстановку. Такой способностью обладали Наполеон и генерал Паттон.[8] Орнитолог Дэвид Сибли рассказывает, как однажды в Кейп-Мей, штат Нью-Джерси, он увидел на расстоянии примерно двухсот метров летящую птицу и тут же понял, что это турухтан, редкий вид кулика. Он никогда прежде не видел турухтана в полете, и времени на тщательную идентификацию у него не было. Но он сумел ухватить то, что можно назвать сущностью птицы, и этого оказалось достаточно.

«Мы распознаем большинство птиц на основе субъективного впечатления — по особенностям полета, по нескольким мгновенным образам в разных ракурсах, по повороту головы, манере разворота. Вы видите последовательность различных видов и ракурсов, — рассказывает Сибли. — Все вместе это создает уникальное впечатление от птицы, которое нельзя разложить на части или описать словами. Когда вы неожиданно сталкиваетесь с птицей, у вас нет времени на анализ и вы не можете попросить ее повернуться одним боком, другим; вы просто сразу узнаете ее. Это естественно и интуитивно. При наличии практики вы смотрите на птицу, и у вас в мозгу срабатывает множество реле. Птица выглядит так-то и так-то. Вы определяете ее с первого взгляда».

Голливудский продюсер Брайан Грейзер, выпустивший за последние двадцать лет множество известных фильмов, использовал примерно те же слова, описывая свою первую встречу с актером Томом Хэнксом. Это было в 1983 году. Тома Хэнкса тогда мало кто знал. За плечами у него было разве что участие в теперь уже забытом (и совершенно справедливо) телесериале Bosom Buddies. «Он пришел на кастинг к фильму Splash, и я скажу вам, что я понял, едва взглянув на него», — рассказывал Грейзер. С первого взгляда он узнал, что Хэнкс — особенный. «Мы просмотрели сотни кандидатов на эту роль, и многие были смешнее, чем Том, но не вызывали такой симпатии, как он. Мне казалось, что я чувствую всю его натуру. Я ощущал, что могу разделить его проблемы. Чтобы заставить кого-то рассмеяться, надо вызвать интерес, а для этого иногда приходится делать подлые вещи. Комедия замешивается на злости, злость порождает конфликт, ведь иначе неинтересно. Том умудрялся делать гадости так, что ему все прощали. А вам надо уметь прощать, ведь часто приходится оставаться рядом с человеком, который бросил девушку или сделал выбор, который вы не одобряете. Все эти мысли тогда не были облечены в слова. Это было интуитивное заключение, которое я сформулировал много позже».

Могу предположить, что на многих из нас Том Хэнкс производит такое же впечатление. Если я спрошу вас, какой он, вы скажете, что он порядочный, надежный, непосредственный и забавный. Но ведь вы не знакомы с ним лично, вы только видели его на экране в разных ролях. Однако вы сумели разглядеть нечто очень значимое в личности Тома, опираясь исключительно на тонкие срезы действительности, и это мощно влияет на ваше восприятие фильмов с его участием. «Все говорили, что невозможно представить Тома Хэнкса в роли астронавта, — Грейзер рассказывает о том, как принял решение снять актера в знаменитом фильме Apollo 13. — Что ж, я не знал, будет ли Том Хэнкс похож на астронавта. Но я рассматривал этот фильм как рассказ о космическом корабле в опасности. Кого захочет спасти Америка? Тома Хэнкса. Мы не хотим видеть, как он погибает. Мы слишком сильно его любим».

Если бы мы не умели делать тонкие срезы и нам бы требовались долгие месяцы общения, чтобы открыть истинную сущность другого человека, то Apollo 13 был бы лишен своей драматичности, а фильм Splash не казался бы таким смешным. И если бы мы не умели мгновенно оценивать сложные ситуации, баскетбол стал бы хаотичной игрой, а орнитологи потеряли бы работу. Не так давно группа психологов повторила эксперимент по прогнозированию разводов, который так меня увлек. Они взяли видеопленки Готтмана с записанными на них беседами семейных пар и показали их неспециалистам. Только на этот раз аналитикам-любителям предоставили помощь — дали список реакций, которые требовалось выявить. Исследователи разбили записи на тридцатисекундные фрагменты и разрешили экспертам просмотреть каждый фрагмент дважды, в первый раз обращая внимание на мужчину, во второй — на женщину. И что произошло? В этом случае точность прогнозов по поводу того, какие браки устоят, превысила 80 %. Это, конечно, ниже, чем у Готтмана. Но это впечатляет, хотя и не должно удивлять. Мы ведь с вами собаку съели на тонких срезах.

C некоторых пор Вик Браден, один из лучших в мире тренеров по теннису, стал замечать за собой нечто странное. По теннисным правилам игрок дважды пытается выиграть подачу, и если вторая попытка оказывается неудачной, получается так называемый двойной промах. В какой-то момент Браден обнаружил, что может угадать, когда такое случится. Игрок подбрасывает мяч, заносит ракетку и только готовится ударить по мячу, а Браден уже кричит: «Двойной промах!» И что вы думаете — мяч либо уходит сторону, либо перелетает, либо попадает в сетку. При этом для Брадена не имеет значения, смотрит ли он матч вживую или по телевизору, знаком ли с игроком лично и кто играет — мужчина или женщина. «Я предсказывал двойной промах у девушек из России, которых до этого никогда в жизни не видел», — говорит Браден. И дело не в везении. Везет — это когда вы можете правильно угадать, как ляжет монета. Но двойной промах — явление редкое. На сотни успешных подач у профессионального теннисиста случается не больше трех-четырех двойных промахов. Однажды на крупном теннисном турнире в Индиана Уэллз (Южная Калифорния) Браден решил подсчитать, сколько раз он предскажет двойной промах, и оказалось, что он угадал в шестнадцати случаях из семнадцати.

«Какое-то время все шло так плохо, что я даже испугался, — говорит Браден. — Я был просто в ужасе. Ведь там играли профессионалы, у которых почти не бывает двойных промахов».

Сейчас Вику Брадену за семьдесят. В молодости он был теннисистом мирового класса, а последние пятьдесят лет тренировал, консультировал и, естественно, знал лично многих величайших профессионалов. Это невысокий, по-юношески энергичный человек, и, если вы спросите о нем кого-нибудь из мира тенниса, вам скажут, что Вик Браден знает об этой игре столько, сколько может знать человек, которого называют живой легендой. Поэтому неудивительно, что Вик Браден может с одного взгляда оценить подачу, как любой настоящий искусствовед в первую же секунду может понять, что курос Гетти — подделка. Что-то в движениях теннисиста, в том, как он подбрасывает мяч, в направлении удара запускает у Брадена механизм подсознания, который мгновенно улавливает двойной промах. Вик делает тонкий срез какого-то фрагмента движения при подаче, и… приходит озарение! — он уже знает. Но, к большому разочарованию Брадена, он не может понять, как он это узнает.